«Угольная корзина поставлена на высокие дроги. Сзади она обита железом, изнутри оборудована деревянной скамьей, спереди облучком из тряпок и соломы. Обилие дополнений облагородило корзину, и она переименована в экипаж.
С высоты подобного экипажа, содрогающегося в конвульсиях на битых мостовых, можно часа за два обозреть всю старую Челябу, все дохлое наследство челябинского купечества и мещанства: потемневшие рубленые домики, скосившуюся водокачку и очередь женщин с ведрами на коромыслах, внезапно возникающие площади сплошь в зеленой траве, старинные церкви с оградой и за оградой могилы, деревья, кресты. Только на главной – Рабоче-Крестьянской улице можно видеть двухэтажные и трехэтажные каменные дома, сквер, театр с колоннадой, надежную мостовую, да на самом краю города, на возвышении за прочной каменной стеной стоит прочная, коричневая, знаменитая пересыльная тюрьма, единственный след государственного строительства царских времен. Вся же остальная Челяба – это декоративные просторы, опорные старообрядческие срубы и – пыль, пыль, пыль.
Гневный Досифей на сцене Большого театра – Досифей из «Хованщины» – сжигает себя и свою старообрядческую паству в домике совершенно такого же старочелябинского образца.
Древность, источенная морозами и ветрами. Древность, иссушенная зноем и пропахшая клопами. Длиные улицы «истинно русских» домиков с крылечками и узорными наличниками, с завалинками для сплетен и со светлицами для расправ.
Известно: ни купцов, торговавших зерном и кожей, ни мещан, дававших деньги в рост, ни офицеров уральского казачества в городе больше нет.
Известно, по вечерам, когда военный оркестр на острове, поднявшемся из речки Миасса, играет попурри из цыганских романсов и песен революционного вре6мени ии когда человек восемь скрипачей в городском саду исполняют патетическую симфонию Бетховена, – улицы, остров, сад полны рабочим людом. Вряд ли удастся отыскать в толпе не только сохранившуюся купеческую бороду или засаленный ватный картуз последнего заимодавца, но даже шляпу интеллигента.
Современный Челябинск – исключительно рабочий город. В нем много партийцев и много советского актива. Доклад, например, об итогах последнего Пленума ЦК партии привлек к себе тысячи рабочих. Впрочем, считать следует не на сотни или тысячи.
В Челябинске еще нет трамвая. Партийный актив с заводов и новостроек, с железной дороги и копей приходится доставлять на собрания в помещения зимнего театра грузовиками-двухтонками».
Вскоре по ту строну занавеса из-за пыли стали слышны молотки, шум передвигаемых тяжестей. Прислушаться, – можно было уловить и звук пилы, и стук топора, и даже разрозненные человеческие голоса. Так бывает в театре, в антракте, когда на сцене производят сложную перемену декораций.
И в самом деле, четверть часа спустя, когда легкий дождь сбил пыль наземь и занавес раздался – перед нами открылась совершенно новая картина: гигантская панорама, панорама торжествующей индустрии развернулась перед нами. Огромное, многоэтажное кирпичное здание фалангами подступает к старому городу, готовясь раздавить его. Экскаватор «Остин» – траншеекопатель – рыл канаву трехметровой глубины для водопровода. Ковши, лязгая, вгрызались в грунт, и вынутая земля не сыпалась, а лилась быстрым и широким потоком на сторону, образуя параллельно с канавой высокую насыпь. Катки утрамбовывали новую дорогу для автомашин. Прожорливый «Менг» работал хоботом, готовя выемку для железнодорожной линии…
За кирпичами – уже готовыми и еще строившимися громадами жилгородка – раскинулся обширный бивуачный поселок строительства, бараки, палатки, землянки. За ними уже виднелась ажурная путаница железных конструкций, растущие циклопические стены, бетонный колонны и балки-скелеты цехов будущего тракторного завода. рассчитанного на выпуск 40 тысяч гусеничных тракторов в год.
Возник отлично осведомлен. Он показывает кнутом прямо перед собой, направо и налево. он высоко возносит прут и по крутой дуге опускает его, чтобы обратить внимание на все, скрытое за неровностями почвы, за строем новых гигантов и даже за самим горизонтом.
Строят прямо, строят справа и слева.
Левее тракторного – ЧЭТК (Челябинский электротермический комбинат). Известно – уже действует его первый завод, первый в стране завод ферросплавов. Близки к окончанию заводы алундовый и абразивный, заводы искусственных алмазов и точильных камней.
Первое предприятие в составе Челябинского электротермического комбината – это только семь печей, выпускающих феррохром и ферросицилий. Комбинат в целом рассчитан на 93 электропечи. Ему потребуется столько электроэнергии, что ЧГРЭС-1 со всеми своими конечными 150 тысячами киловатт потеряет свое районное значение и превратится в подсобный цех комбината.
Поэтому уже сейчас запроектирована вторая районная челябинская электростанция в миллион киловатт.
Мачты передачи бегут от ЧГРЭС на берегу Миасса по полям и холмам к Свердловску и к южноуральским заводам.
Еще дальше – строится цинковый завод. Выбрано место для гигантского металлургического завода на бакальской руде производительностью в 2 миллиона 700 тыс. тонн чугуна в год. Форсируются Челябкопи. Реконструируется челябинский железнодорожный узел…
И от каждого строительства – от Тракторостроя, ЧЭТК, ЧГРЭС, Цинкостроя, крутой дугой расположенных вокруг города, – смыкающимися кирпичными фалангами, сверкая стеклами на солнце, подступает к старой Челябе новый индустриализирующийся Челябинск.
Строящийся социалистический город несет с собой вместе с миллионами тонн металла, вместе с миллионом киловатт энергии, вместе с ферросплавами, машинами, тракторами – культуру, клубы, канализацию, водопровод, трамваи, автобусы, школы, техникум, фабрики-кухни, ясли, сады и скверы.
Челяба с ее ветхими срубами, с ее знаменитой пылью, с ее единственным показательным строительством царских времен – тюрьмой – доживает последние дни.»
Писатель Эрлих А.И.
Старая Челяба и новый Челябинск.
«Огонек», 1931, сентябрь.